А он мне говорит: «Если вы, Иван Матвеевич, берёте отпуск теперь, то что же вы будете делать в марте месяце? Что, говорит, вы будете делать тогда, если вы берете отпуск теперь?» Это он мне говорит, что, значит, почему я...

Каточка, я дала задаток за пальто, и они должны сегодня пальто прислать. Не поспеть же мне завтра по магазинам болтаться, когда я, Каточка, утром на вокзал еду. Это надо понимать. Это каждый дурак поймёт, Каточка. Вот выйдет пасьянс, значит, сегодня привезут.

И если я теперь не поеду, то, имея в виду март месяц...

Да, я просила ему сказать, что уехала в Киев. А что вы думали? С одной чёрной шляпой всю зиму! Покорно благодарю. Я знаю, вы, маменька, скажете, что ещё прошлогодняя есть. В вас никогда не было справедливости...

Каточка, ну, ты посмотри, десятка, пятёрка, валет... Вот, зачем пятёрка, Каточка? Не будь пятёрки, — валет на десятку, и вышло бы. Не может быть, чтоб они, зная, что я уезжаю, и, опять-таки, получивши задаток...

А Сонечка вчера, как нарочно, говорит мне: «А где же твоя шляпка, Каточка, что с зелёным пером? Ведь ты, говорит, хотела ещё с зелёным купить?» А я молчу в ответ, хлопаю глазами. У Сонечки-то у самой десять шляп. И замуж вот вышла неделю назад. А тут Коренев и одна шляпа.

Так и сказал: «Если вы, Иван Матвеич, надумали взять отпуск именно теперь, то что именно будете вы...»

Папенька, у меня одна шляпка для свиданий, одна для мечтаний, одна для признаний, одна для купаний — красная. Потом с зелёным пером, чтоб на выставки ходить. А с Кореневым в какой ходить на разные променады или так куда? Ну, курам ведь на смех...

Нет, Каточка, карты врут. Быть не может. Разложу ещё.

Вон сразу, Каточка, две семёрки вышли. Десятка на девятку... Туз сюда... Вот этот пасьянс всегда верно покажет... Восьмёрка на семёрку... Да и не может быть, чтоб они, получивши задаток, Каточка, да вдруг бы... Тааак, двойку сюда...

А когда Сонечкина мать молода была, так она знала одну тётку одной актрисы. Так у той тётки по двадцати шляп на каждый сезон было. Я, конечно, ничего не требую и никого не попрекаю, но всё-таки можно было бы позаботиться о своей, прямо скажем, единственной дочери. Всё-таки тут же где-то рядом и счастье человеческое.

Но, с другой стороны, если бы я не взял отпуска теперь, а отложил бы на март месяц...

Я знаю, вы опять скажете про прошлогоднюю шляпу. Но поймите же, наконец, что она была с кукушечным пером! Я знаю, вам всё равно, но я-то, я-то больше не могу.

Опять валетом затерло!

Довольно я в прошлом году намучилась! Чуть руки на себя не наложила. Пошла раз гулять в Летний сад. Сижу тихо себе на скамеечке. Так нет ведь! Идут две какие-то, смотрят на меня, прошли мимо и нарочно громко: «Сидит, как дура, с кукушечьим пером!» А вечером, маменька, вы мне говорите: «Ешь простоквашу». Разве я могу? Когда у меня, может быть, все нервы сдвинулись!..

А в марте, почём я знаю, что может быть? И кто знает, что может в марте быть? Никто не может знать, что вообще в мартах бывает. И раз я отпуск...

Вам-то всё равно!.. Пожалеете, да поздно будет! Кукушечье перо... Еду летом из города, остановился наш поезд у станции, и станция-то какая-то самая дрянная.

Прямо полустанок какой-то. Ей-Богу. Даже один пассажир у кондуктора спросил, не полустанок ли? И весь вокзал-то с собачью будку. А у самого моего окна станционный телеграфист стоит. Смотрит на меня и говорит другому мужчине: «Гляди. Едет, как дура, с кукушечьим пером». Да нарочно громко, чтобы я слышала. А тот, другой, как зафыркает. Умирать буду, вспомню. А вы говорите — шляпка. И вокзал-то весь с собачью будку! А если б Коренев Владимир Михайлович такое слышал?

Постой, постой, Каточка! Вот сейчас, если король выйдет... Вечно лезут с ерундой, не дадут человеку толком пасьянса разложить. Мне внимание нужно. Вот куда теперь тройка делась? Хорошо, как в колоде, а как я пропустила, тогда что? Ведь если я сегодня пальто не получу, мне завтра ни за что не выехать. Вот тройка-то где... Опять-таки пренебречь я не могу. Этакие холода, что я там без пальто заведу. Разве вы о матери подумаете! Вам все равно, хоть... пятёрка на четвёрку.

А он мне сам сказал: поезжайте, Иван Матвеич. Так и сказал. Я не глухой. А если он насчёт моего отпуска...

Я всегда говорила, что у всех людей есть родители, кроме меня. Ни одного человека не было на свете без родителя. Попробовали бы сами два года кукушкой ходить, коли вы такой добрый, папенька! Так небось! Не любо!

Пойди посмотри, Каточка... валета сюда... Кто-то в пришёл... Две двойки сразу...

Маменька, пальто вам принесли.

Валет сюда... Подожди, не ори, Каточка... Дама так... Должна же я докончить. Туз... Нужно же узнать наверное про пальто... Пусть подождет. Тройка... Опять не вышло. Разложу ещё раз, Каточка!

Я барыне говорю, подарите вы мне, барыня, к свадьбе-то грипелевое платье.

Ладно, говорит, подарю. Барыня-то добрая.

Платье? Платье — что! Много ли с платья корысти. Лучше бы деньгами дала. А платье тоже, говорят, может из моды выйти.

Ну, это тоже какое попадётся. Вот была у меня муровая юбка, — восемь лет носила, и хоть бы что. Ни моль её не брала, ни что. Чем больше ношу, тем больше блестит. Маньке отдала донашивать, а она так из моды и не вышла.

Капитал лучше. Ежели у хороших господ жить, много можно отложить на книжку. А? Так я говорю, Авдотья Потаповна, али нет?

Скопить, конечно, можно. Вам, Полушубковым, виднее. А только что в этом хорошего? Копишь, копишь, выйдешь замуж, помрёшь, — ан все мужу в лапы. Тоже и об этом подумать надо.

Это вы-то помрёте? Авдотья Потаповна, грех вам говорить! Да вы всякого быка переживёте, не то, что мужа.

Вон личность-то у вас какая красная — рожа, тоись.

От печки красная. Жаришь, жаришь, ну, и воспалишься. А в нутре у меня никакой нет плотности.

А болезни какие у вас были?

Болезни? Каких у меня только не бывало, спроси. Под ложечкой резь. Как поем капусты, так и...

Ну, это что за болезнь! Этак кажный может налопаться...

Зубы болели, все выболели. Глаза плохи стали, ноги гудут. Нашел тоже здоровую.

Ну, с этим тоже не помирают. Битая посуда два века живет. Вот у меня, можно сказать, здоровье подорвано. Двадцать лет на сукционе служу. Служба тяжёлая...

Нашёл тоже сравнить! У меня здоровье-то женское. Разве может у вас быть такая слабость, как у меня, у девицы. У меня одних ребят пять штук было, — вот и считай! Дети здоровью вредят.

Эка важность — дети! У меня у самого в прошлом году ребёнок был. Помер только скоро. От прачки, от Марьи.

Ребёнок?!

Нешто в вашем возрасте это полагается?

Туда же стариком себя называет! В женихи лезет! Коли у вас в прошлом году дети были, так вы и через десять лет не помрёте. Разве я столько протяну? Какая мне от вас польза? Лысому бесу, прости Господи, от вас польза будет, — ему и завещание делайте.

А мне, как быдто, и собираться пора, делов ещё имеется.

А который же час? Может, взглянете, а?

Всё-таки же вам седьмой десяток, как ни верти.

Длинная-то стрелка на восьми.

А короткая?

Короткую-то ещё не поспела посмотреть. Вот пойду ужо самовар убирать, так и посмотрю. Не всё зараз.

Ну, ладно. Счастливо оставаться. Завтра опять зайдём.

А постеля у вас своя? Подушки-то перовые али пуховые?

Не помрёт он, старый чёрт, ни за что не помрёт! Переживёт он меня, окаянный, заберёт мою всю худобишку.

Ни за что он не помрёт! Вот тебе и радость семейного очага!

Вот тебе и свадьба!