Красавица ты моя! Солнце мое ясное! И как это мы, душа моя, жили без тебя все эти годы?!

Немедленно выведи своего пса из сеней! Ты же знаешь, я его не перевариваю.

Юлечка, в холодильнике, в мисочке, косточки для твоего дармоеда. Покорми его! Но, не дай Бог, на пороге бросишь! А для тебя пельмени вон – на столе! Как ты любишь – с маслицем.

Мы всех накормим! Да, моя милая? Да-а-а… Нам ничего не жалко!

Спасибо, теть Валь! Вы очень добрая…

Чё губы надула?.

Жалко Пуфика. Замерзнет, небось… Знаете, я, наверное, ночевать буду дома.

Вот как? Но поесть-то ты можешь у меня? Да я же тебе теперь вместо матери! У тебя на всем белом свете никого нет! А опекун – это теперь все равно, что крестная и родная мать вместе взятые!

Спасибо, теть Валь! Вы так хорошо готовите! Я уже не говорю о смесях для Аллы! Она просто блаженствует!

Вкусно готовлю? Словно я не простая советская женщина, а директор ресторана? Да?

Да, конечно, вы ведь всю жизнь проработали шеф-поваром! Но ведь не молочные смеси готовили! А инструкция-то для всех одна.

Доченька… Ты хоть упорно не называешь меня мамой… Но я тебя прошу: Юленька, не называй мое солнышко Аллой!

Как так? Что значит – не называй? Мы же с вами договорились!

Это было желание вовсе не Катерины, а этого… Байрама! Чурки! Уголовника! Зека! Пойми, девочка моя… ее уже не вернешь, но и помнить об этом уголовнике… Зачем?

Кстати, теть Валь, случайно не у вас письма Байрама?

Зачем тебе его письма?! Юля, родная!.. Давай договоримся… Этот ребенок… твоя сестра, между прочим, такая чистая, такая невинная… солнечная, милая… Ну зачем ты хочешь хранить память о ее непутевом отце? Зачем?! Нет, как хочешь, а я ее не буду называть Аллой!

Мама за день до смерти, до родов… сказала, что непременно назовет ее так, как просил Байрам. Мама очень любила этого странного Байрама!

Но я, когда слышу это "Алла", сразу во мне… какое-то смятение, что ли? Непонятный ужас. Знаешь, как вот мчатся на тебя татары с жутким нечеловеческим воем: "Алла! Алла! Бей, убивай! Алла-ла-илла!"

Знаете, что-то не припоминаю, чтобы на меня так неслись татары.

Как? Неужели тебе никогда не снились набеги татар?

Нет, никогда.

Тебе никогда не снятся кошмары?

Еще как снятся! То приснится, что я теряю сестричку, то будто вместе с папой падаю с купола церкви… Мама часто снится… И Пуфика часто ищу, но не нахожу.

Как странно… Я была просто убеждена, что это татарское улюлюканье у нас, славян, в крови. Мне всегда казалось, что татарская орда и кошмар – это одно и то же.

Но я не отдам этим страшным людям нашего необыкновенного ребенка! Слушай, Юля, что-то вид у тебя какой-то… Может, еще чего поешь? У меня такой борщ сегодня! Давай-давай насыпай себе да поешь вволю!

Спасибо, тетя Валя! Я ведь дома огромный бутерброд съела.

Огромный бутерброд! Ты мне брось это! Я же тебя учила – не ленись стряпать! Кто тебя будет навещать в больнице, когда пойдут гастриты да язвы?

Когда мама была жива, я стряпала. У нас всегда был огромный запас пельменей. А кто лепил? Всегда я. И щи лучше меня никто в мире не сварит!

Это правда. Слушай. А может, действительно: бросишь эту школу, и я уговорю Лидию взять тебя в кафе? Ведь Лидия – моя ученица – не должна отказать. Сначала будешь на подхвате. Присматриваться, учиться. А потом тебе дадут ставку повара! И я умру спокойно. Вы не пропадете. Не хочешь на подхвате, иди в бухгалтерию. Ты ведь к компьютеру подойти не боишься? Освоишь вмиг эту программу для бухгалтеров. Ты ведь на математических олимпиадах призы получала! Смекалка - это единственное наследство, которое тебе твоя мама оставила.

Ты умеешь просчитывать наперед! Если, конечно, хочешь! Я всегда говорила, что ты можешь стать великолепной шахматисткой.

Я не люблю шахматы!

Ну да, куда приятней бездумно кием шары гонять да время убивать!

Теть Валь, но кто же у нас выполнял всю мужскую работу, если не я?

Почему вы никогда не замечали, что я все время, как мужик, колола дрова, носила воду из ручья! И не только для нас и коровы, но и в баньку. А у нас котел на пять ведер. Хлев чистила, в магазин бегала, стирала, стряпала. Вот вы бы попробовали тащить в лохани постельное белье от ручья в гору, а потом бы я послушала, что бы вы сказали! Да последние годы я пашу как лошадь! Ни мама, ни кто-нибудь из ее мужчин никогда в хлев к Буренке даже не заглядывали! А корову подои, покорми, воду ей принеси, в хлеву убери! Но этого почему-то никто в расчет не берет! Все меня бильярдом упрекают!

Что, не только я одна попрекаю-то? Но я тебя понимаю, уж лучше под крышей и в тепле эти дурацкие шары гонять, чем в лесу или за банькой сидеть и ждать, пока мамочка прекратит посуду колотить, сорясь с очередным хах…

Бросить школу я всегда успею, тетя Валя. Вы же сами меня в декабре уговаривали не бросать школу! Ведь как только я начну работать, мне перестанут выплачивать пособие. Но я ведь и подрабатываю: пишу в нашу районку информашки.

И много зарабатываешь?

На конфеты и яблоки зарабатываю.

Хм, конфеты! Да ты должна на мясо и осетрину с черной икрой зарабатывать! Отдыхать на знаменитых курортах, в фешенебельных отелях! А шоколад и так будешь есть сколько влезет. Если бы только удалось тебя устроить в кафе! Сыта будешь! Сливки, творог – высшего качества, парная телятина, баранина! Пойми, я ведь не хочу тебе зла! Я хочу, чтобы ты с сестренкой ни в чем не нуждалась!

О, почуял, шельмец, что я тебя отчитываю!

Скажите честно, тетя Валя, вам правда кажется, что наша Алла необыкновенная?!

Хотя… Все детки необыкновенные…

О, не скажи! Как пойдешь в детскую поликлинику… Столько инвалидов… Просто страх господний! Но даже и на здоровеньких деток, если посмотришь – все равно наша самая лучшая!

Не преувеличивайте!

И, пожалуйста, Юлечка, не делай вид, что сама этого не чувствуешь и не понимаешь! А я ведь, Юля, сама была таким ребенком! Юлька, ты бы не приходила сюда с этим псом! Так голосит, что просто не по себе становится! Как будто в доме покойник.

Теть Валь, а почему вы сказали, что вы были таким же ребенком, как Алла?

Видишь ли, Юлечка, я родилась в сорок втором году. На Украине. Может, слыхала, есть такая Херсонская область?

Конечно, слыхала!.. Борщ – просто объедение! А ведь я таких борщей стряпать не умею. Другое дело – щи!

Это потому, что ты здесь родилась, на Урале! Вот и славишься своими щами. А я ведь хохлушка!

Вы хохлушка?!

Смеешься, да? Хотя… ты права. Какая там хохлушка? Отец мой воевал под Москвой, и никаких увольнений быть в то время не могло. Мама была на оккупированной территории. Летом сорок первого отец ушел, а в декабре сорок второго родилась я.

Фриц мой отец, милая моя, фриц! Мама, когда убедилась, что беременна, хотела утопиться. Но молодость и здравый ум взяли свое – таки родила.

Рождение ребенка – это позор?

Боже мой, какая ты еще наивная! Конечно, позор! Так вот бабушка рассказала мне как-то, что по Александровке вмиг разлетелась новость, что Нюся родила немчуру. Была там одна Галя, которая тоже забеременела от немца, но она решила сделать аборт. И что? Истекла кровью. Похоронили ее. Девчонке всего семнадцать лет было!

Ужас!

Я это к тому, что если тебе кто-то из ребят предложит тайком ото всех заняться сексом, то ты должна знать, чем это кончается. Сначала подрасти, поставь на ноги сестренку, а потом думай о сексе и заводи своих детей. Вон дочка Лены гуляла с Валеркой, а потом рыдала: "Если бы я знала, что от этого дети рождаются". А Лена просто постеснялась посвятить дочь в тайну рождения детей!

Так, теть Валь, что же произошло, когда вы появились на свет в декабре сорок второго?

А то и произошло! Каждому захотелось хоть краешком глаза посмотреть на проклятую немчуру. И повалили бабы толпами в нашу хату!

А я ведь была совсем махонькая. День отроду! Все шли, чтобы увидеть немчуру и заплевать! Но не нашлось ни одной женщины, которая бы с презрением посмотрела на меня. Все их мстительные намерения, убить меня презрительным взглядом или прожечь ненавистью исчезали, как только они бросали на меня первый взгляд.

Я их понимаю!

Всеобщее умиление и нежность. Причем непонятная и необъяснимая! И, как говорила моя бабушка, все женщины начали тащить мне самое лучшенькое. Никто их не принуждал, никто не просил. Несли и считали за великое счастье и радость, если я при них это съем. Кто козьего молочка, кто яйцо, кто печенье… Представь: зима сорок второго! Декабрь. Немцы весь урожай отправили в Германию. Люди макуху ели.

Но вы же были единственным ребенком на все село! А наши женщины страх как деток любят!

Ой, да что ты? Что ли мало осталось мужиков? Четверо полицаев. Кладовщик одноногий был. Так этот козел тоже строгал детей. Да и некоторые хлопцы прятались в погребах, вырытых в сараях.

Но что за человек был ваш отец?

Да просто фриц! Тебя интересует эсэсовец он был или комендант? Но не в этом дело… Беда в том, что этот фриц не просто хотел секса, он безумно влюбился в маму!

Хорошо, а как принял новость о вашем рождении муж вашей мамы?

А ему добрые люди сообщили эту новость еще в поезде, когда он из Херсона домой возвращался. Это было уже лето сорок пятого. Я подросла, бегала. Что уж там было на сердце у него, не знаю, только пошел он не домой, а к своей бабушке. А дом бабушки – на другом конце села. Видимо, решил не возвращаться к своей непутевой неверной Нюсе, которая его так опозорила. И можешь себе представить!

Представляю!

Я в то время была как раз у этой бабушки… Ой как она меня любила!.. мне-то она доводилась прабабушкой, но по хозяйству управлялась лучше молодки какой. А мама, как все остальные работоспособные женщины, каждый день на полевых работах пропадала. И вот отец подходит ко двору своей бабушки… А на меня напал огромный гусь! Такой крупный, с длинной шеей.

Напал гусь?!

Я реву, пищу и веточкой отбиваюсь. Отец хватает меня на руки – и у него от умиления сердце тает. Можешь представить, сколько лет он на руках ребенка не держал! А тут такая куколка! Он меня целует и спрашивает у своей бабушки, которая выбежала на мой крик: "Бабушка, чия это пташечка? Така гарненька!" А бабушка говорит: "Коля, та цэ ж твоя донька!" И отец уже на седьмом небе. Прижал меня, расцеловал – помню, такой колючий был, небритый! – и бегом к маме – в поле! А на руках меня держит, прижимает, целует! Плачет…

Ой, как вспомню – так радостно… и плакать хочется! Добрый был человек! Он умер, правда, вскоре. В пятьдесят втором. Раны открылись. Ох, жаловаться на судьбу грех: папа меня любил безумно! Все требовал, чтобы мама меня в госпиталь в Херсон к нему почаще привозила. Душа ко мне рвалась.

Чу! Это, случайно, не Андрей? Я заказала ему, чтобы он привез памперсы из Челябинска. Велела купить именно те, что самые маленькие.

Mini. Теть Валь, зачем? У нас денег на смеси и соки не хватает! Такие деньжищи тратить на сранье?

Ой, Юлечка, ты сейчас так похожа на свою мать. Катерина ох какая прижимистая была! Ты маленькой была – вечно чьи-то обноски донашивала. Разве это хорошо? А ведь ты хорошая девочка, будь, пожалуйста, добрее! Щедрой нужно быть, великодушной!

Да я бы Алле все отдала, да, к сожалению, у меня ничего нет! Пособие тает быстрее снега. И, к тому же, думать о соках и витаминах – разве это плохо?

Знаешь, хоть у нас с тобой был договор, что я как бы фиктивный опекун, что не буду тратить свои деньги на мое солнышко, однако не могу… Сердце болит!

А что касается соков, то я, зная твою маму, а значит – и тебя, могу сказать: это все отговорки! Ты якобы заботишься о соках, экономишь, но в конце концов ни памперсов у ребенка не будет, ни соков!

Юлечка, оставишь на ночевку мой цветочек? Ты ведь на Новый год обещала, что вы обязательно придете, но обманула. А я так ждала! Стол накрыла… Раз уж пришли – оставайтесь!

Не знаю… Нет, Пуфика жалко. Дома ему лучше. Он у меня на коврике в прихожей спит.

Неужели ты не могла своего Пуфика дома оставить? Ну, я его не люблю, но это понятно! А вот любишь ли ты свою моську, если позволила увязаться за собою? И вообще, пора тебе переезжать ко мне! Я просто диву даюсь: живете на отшибе – ни водопровода, ни теплого туалета! Как дикари!

Водопроводные трубы обещали прошлым летом провести, значит, в этом уж точно проведут.

И ты в это веришь? Даже не знаю, Юля, кого ты сейчас хочешь обмануть! Если уж при Брежневе не провели, то поставь крест на своей лесной избушке! Все, что тянет назад, в средневековье, нужно безжалостно отметать! Нет, я не позволю, чтобы мое дитя и дальше продолжало жить у черта на куличках! У меня же все условия. Вода, туалет, как в столице, ванна! А посмотри, какой телевизор! Плазма!

Но, Николаевна, у нас, на окраине, такая природа! Где вы еще такую красоту найдете? Кончается наш огород – и сразу лес. В конце мая – начале лета знаете, сколько ягод собрать можно? Рядом с домом! Папа говорил, что я там сделала первый свой шаг!

Даже африканцы бегут во Францию да Италию! Неужели они умнее тебя? Первый шаг!

Папа меня посадил на одеяло, а сам искал первые ягодки земляники. А я первой увидела! Встала и пошла. Нет, даже побежала к землянике! Представляете?

Юля, ради всего святого – не лги себе! Ведь ты не меня – себя хочешь обмануть!

Да что вы? Вы же хорошо знаете, что я не терплю ложь!

Ну да! Как Катерина?! Знаю! Да пойми ты: нет там, у черта на куличках, ничего хорошего! Нищета и средневековье! В конце концов, я ваш опекун, и вы должны жить у меня!

Но, тетя Валя, мы же ведь договаривались!

Да что ты все упрямишься? Ну и характер! Кто бы, если не я, тебя спас от приюта?! А я ведь хотела взять опеку только над новорожденной! И раз уж я и твой опекун, то и думать должна, и заботиться о вас обеих! А ты, неразумная, именно из-за этого Пуфика – чтоб ему пусто было! – не хочешь переезжать ко мне! Я бы тебя одела, обула… Смотри, в чем ты ходишь! Пугало огородное, ей Богу! Шубка на два размера больше! Стыд!

Ты куда?

Пора и честь знать…

Девочка моя, да я готова сейчас перед тобою на колени упасть! Юлечка, умолять тебя – останься! Да, ради благополучия моей ненаглядной девочки я готова на все! И если раньше сказала, чтобы и близко не было этой твоей моськи… то теперь в сараюшке уголок приготовила. Не веришь? Да пусть себе живет! Раз ты такая упертая – я иду на уступку! Но чтобы ни в сенях, а уж тем более – в избе даже духу собачьего не было! Не переношу. Такие моськи меня раздражают!

Юль, признайся, ты из-за этого несносного Пуфика на Новый год ко мне не пришла?

Теть Валь, а как же Буренка? Вы вон у Савельевых молоко покупаете, а ведь у нас такая славная корова.

Господи! Юля, у меня хватит денег, чтобы одеть тебя, как принцессу! Я даже авто тебе куплю на совершеннолетие!

В самом лучшем вузе в стране будешь учиться! Клянусь! Я оплачу обучение! Только переезжай ко мне!

Ну… тетя Валя… совершеннолетие – через два с лишним года… А у моей Буренки теленок будет через три месяца!

Простоквашино! Да ты современная девочка или кот Матроскин? Господи, на дворе третье тысячелетие! Я тебя, Юля, просто не понимаю!

Мне даже как-то странно, Николаевна, что вы не любите животных! Мы все же пойдем домой. Дайте, я укутаю Аллу.

Оставайся, Юлечка!

Какое счастье, Юленька, что вы у меня есть! А ведь год назад я собиралась наложить на себя руки. Было у меня все, а тут вдруг и мужа схоронила и детей!

Юлечка, пожалей меня! Оставь мою ненаглядную девочку! Хоть на одну ноченьку!

У меня тепленько. Я так ждала гостей дорогих! Моих ненаглядных девочек!

Николаевна, а ведь скоро Рождество!

Думаешь, я не готовлюсь к Сочельнику? Уже приготовила подарочек имениннице! Послезавтра нашей крошке исполнится месяц! Целый месяц! Мать чесная!

Кажется, вчера только родилась…

Смотри, как она мой палец крепко схватила! Юлечка, неужели ты хочешь, чтобы я сейчас осталась одна и опять ревела белугой, как тридцать первого декабря?!

Да… послезавтра ровно месяц, как умерла мама. Наверное, я Аллу все же оставлю… А сама не могу остаться. Мне нужно покормить Буренку и кур. Да и уроки учить нужно. Ведь скоро в школу, а я книги даже не открывала. Наша англичанка, Светлана Владимировна, странная женщина – такой текст огромный велела перевести… Пять листов малюсеньким шрифтом! Ей почему-то кажется, что мы со скуки умрем, если не будем переводить эти занудные тексты! Вот если бы можно было отменить английский, а оставить только факультативный французский и немецкий!

Да, кстати, я получила письмо от немца. Его племянничек меня хочет видеть! Представляешь?

Как?! И вы, тетя Валя, столько времени молчали? Где письмо? Покажите!

Ты чего радуешься-то? Какая уж тут радость? Я хоть и немецкий в школе учила, но забыла давно.

Так я с удовольствием вам его переведу! Покажите письмо!

Да уже перевела мне это письмо ваша Владимировна. Подумать только, мой отец, фриц этот, умирал в сорок восьмом и рассказал своей сестре о том, что в Советском Союзе у него есть любимая женщина и маленькая дочь.

Потребовал, чтобы сестра поклялась, что вернет его дорогую прелестную дочурку, меня то есть, на родину. В Нюрнберг!

В сорок восьмом еще Сталин был жив, это было такое жуткое время!

Да нынешние времена похлеще-то будут! Ты разве со мной не согласна? А Эмма, сестра моего, так сказать, отца Пауля, умирая уже в девяносто первом, тоже взяла клятву, уже со своего сына Герберта, что он сделает все возможное и невозможное, но поможет дочери ее нежно любимого покойного брата вернуться на родину. И вот мой, получается племянник, сын моего кузена Герберта, тоже, кстати, Пауль, пишет мне странное письмо, мол, я должна (представляешь, должна!) как можно быстрее вернуться на родину, иначе клятва, нарушенная по независящим от их семьи политическим причинам, не даст моему отцу покоя на том свете! Ну, ты представляешь, какая карусель?!

Да дайте же поскорее письмо!

Вы только подумайте, я должна немедленно все бросить и мчаться в Германию, чтобы успокоить потусторонние силы!

Но это же так интересно, тетя Валя! Мы сейчас опять будем читать письмо от Пауля!

Угомонись! Порвала я письмо и бросила в мусорное ведро Светланы Владимировны. Не было у меня отца-немца и не будет! Меня вся Александровка еще в пятилетнем возрасте уважительно называла Николаевной! Я дочь фронтовика! А это дорогого стоит, скажу я тебе! Знаешь, какая у этих немцев-родственничков фамилия? Ужас! Нет-нет, тебе и знать нечего! Ферштейн?

Зачем вы порвали письмо?

Европа, сытая Германия - это все соблазны лукавого! И, кстати, письма этого черномазого Байрама – тоже от лукавого!

Я, тетя Валя, даже не ожидала от вас такой нетерпимости! Ведь Байрам – отец Аллы. Вы же ее так любите! Как вы можете его называть черномазым?

А кто же он, если не чурка? Нацмен! Если не алтаец, то монгол!

Подумаешь – алтаец! Вон ваши соседи башкиры такие же чернявые и симпатичные, как и… Алла.

Ты хочешь сказать, как этот Байрам? Забудь! И никогда этих слов не говори! Твоя сестра – русская! Как и ты. Или тебе свидетельство о рождении показать? Да, согласна – корни у нее и белорусские, и русские, и алтайские. Но моя девочка русская! Ферштейн?

Ну… не знаю… А мне было бы интересно прочитать и письма Байрама, и письмо вашего племянника. Значит, настоящее ваше отчество - Павловна?

Какая, Юлька, ты еще глупенькая! Неразумное дитя! Мое отчество Николаевна. Твое – Сергеевна. И твоя сестренка тоже Сергеевна! Это главное! Мы должны воспитать малышку как русскую и никогда, слышишь, никогда не вспоминать, и тем более не говорить, об этом проклятом алтайце!

Мы не скажем – скажет зеркало! Разве не видно, какая она у нас чернявая? Такие бровки! Прелесть! Такие волосики – прямые и черные, как вороново крыло! Но при чем здесь мое отчество?

Ой, Юлечка, родимая, побеги к Лавровским – подои корову!

Да вы чё? Я на востоке, они на западе Ивановска!

Выручи меня, Юля!

С какого перепугу я буду доить корову Лавровских? Да еще и не идти туда, а бежать?! Уже вечереет.

Да потому, что я доила коров только в юности и сейчас даже подойти к этим бодливым рогатым чудовищам боюсь! А Ларисе даже не знаю, как пообещала, что пригляну за ее курами и коровой, пока она лечиться будет в гинекологии. Что ли помутнение разума от доброты? Не знаю! Сама диву даюсь! Теперь хоть локти кусай, а куда денешься – слово держать нужно…

А почему она в гинекологии?

Да не берегла себя! Ты же видела, в какой юбчонке бегает. Да в узорных прозрачных колготках. С нашими морозами это – самоубийство! А этой дуре кажется, что мы – в Сочи, что ли? Да еще и шубка нараспашку, а в пупе серьга!

А Паша, муж Ларисы, разве еще не вернулся?

Ой, не говори мне о Пашке! Я просто не перевариваю этого оболтуса. Уезжал – говорил: "Еду на Лужкова вкалывать.

Да ну?

Мэр меня берет личным водителем". Врал, конечно! Весу себе прибавлял. А его Андрей в Челябинске видел! Просто шатается Ларискин горе-муженек там без дела. Не знаю, где только берет деньги на хлеб и сигареты?

Зачем нам чужие проблемы?

Ну да… Как бы там ни было, но сейчас наша попрыгунья-стрекоза – Лариска в гинекологии. Вся скрюченная! Согбенная!

Стонет! А меня просто слезно просила присмотреть за живностью. А я сдуру дала согласие, а теперь только поняла, что не способна! У меня просто не хватит духу подойти к чужой корове.

Лавровские живут на отшибе! Там ни магазина, ни киоска… Как вы, тетя Валя, там, у дома Лавровских-то оказались?

Да я же говорю: ходила к вашей учительнице! А когда от нее возвращалась, вижу – стоит "скорая". Думаешь, это только ты у нас такая любопытная? Мне тоже страх как захотелось узнать, что там случилось у Лавровских.

Разве я любопытная?

Подхожу! Ведут медики нашу модницу. А улица, как на грех, пустынная – ни души! Даже этой любопытной бабы Оли, соседки Лавровских, нет! Увидела меня Лариска и давай причитать: "Мужа давно дома нет, соседей нет, некого попросить о помощи! Спасай!"

А сестра? У нее ведь есть сестра!

Да, есть. Тамара. Но она в Ивановск вернется через три дня. Повезла дочку на каникулы к бабушке, то есть своей свекрови. Зачем только люди зимой ездят? Холод и снег. Что у нас, что в Смоленске – везде холодрыга. Только деньги зря Тамара прожигает!

Ну, не знаю! Все это так неожиданно…

Так ты сбегаешь, милая, к Лавровским? Выручишь меня легкомысленную добрячку? Автобус к ним туда раз в сто лет ездит! А у меня что-то ноги ломит…

Да ладно уж! Сбегаю! Не вам же в такую даль тащиться! Я скоро вернусь, не волнуйтесь!

Да чего мне волноваться? Я в тебе уверенна больше, чем в себе.

Как корову-то зовут?

Кажется, Лариска сказала – Марта. Да какая разница-то?! А я чуть погодя искупаю нашу ненаглядную девочку. Да, моя милая? Видишь, как радуется, когда слышит, что ее хотят купать. Пловчихой будет! Да, солнышко, будешь олимпийской чемпионкой! Юлечка, а знаешь что?.. Можешь завтра приходить!

Но… Как же так, теть Валь? Мне ведь все равно нужно от Лавровских возвращаться домой. И проходить я буду мимо вашей избы!

Разумеется! Но знаешь, если дитя будет к тому времени спать, ты потише топай на пороге. Хорошо?

И еще… Я Пуфика оставлю у вас. Пусть привыкает к своему месту в сарае. Нечего ему по морозу бегать.

Ну, с Богом! Да, если будет настроение – загляни, Юль, в Ларискину избу и полей цветочки. Я ей когда-то подарила отросток золотого уса. Вот, гляди, от этого красавца отщипнула! Нет, Юль, ты только взгляни – какой он у меня пышный да ладный! Просто не понимаю, почему ты так любишь свою корову и этого вертлявого Пуфика, но равнодушна к цветам?! Так вот будешь у Лариски – не поленись – посмотри, разросся там мой цветочек или захирел. Не забудешь?

А ключи? Лариса оставила вам ключи от избы?

Да какие ключи?! Пашка если и запирает избу, то ключ под коврик кладет. Или на гвоздик рядышком вешает. Ты разве Пашки не знаешь? Лоботряс, он и в сорок, и в шестьдесят лет останется лоботрясом!

Как же так можно?! Сейчас во дворе нельзя ничего оставить, сковороду у нас стащили со двора… В баньке ковшик исчез! Это они зря так рискуют!

Ой, я тоже так ему не единожды говорила, но Пашка легкомысленный какой-то. А Ларисе на все плевать. Я уж начала волноваться, не уведут ли ее корову забулдыги? И впрямь, Юля, что-то тревожно стало. Иди, но непременно побыстрее возвращайся, иначе у меня давление от волнения повысится. Буду ждать тебя. С Богом!