Перед вами обычный книжный червь, который забрел в синематеку. Он ползет по полкам, уходящим в неизвестную перспективу, среди коробок с бобинами. У него одна мысль – попробовать на вкус кино, но оно прочно укрыто металлом, как рыцари крестовых походов.

Что здесь делает сей червь?

Вы правы. Он здесь не по ошибке. Просто ему не по зубам фильмы, когда-то бывшие книгами.

Книга – понятие древнее, фильм – пока молодое. Но это не значит, что одно без другого может обойтись, как бывает среди людей. Сначала текст, а потом картинка, актер, режиссер и иже с ними. И речь пойдет не столько об экранизациях, сколько о том, как же соприкасаются молодость и опыт.

Таких способов общения книги и фильма несколько. Первым на ум приходит, безусловно, экранизация.

Как вам известно, экранизировать можно все: будь то дневник вашей бабушки или телефонный справочник. Но существуют критерии для передачи литературного произведения на пленку (талант, значимость, идея), которые ставят планки, рамки или табу. Если ваша бабушка написала дневник о том, как общалась со всеми великими людьми прошлого (от Николая Второго до Булгакова), то у нее есть все шансы быть увековеченной на большом экране (вспомним дневники Анаис Нин и других). А если же это перечень детей и внуков, которых она так любит! – простите, это не кино.

Экранизаций море (как и самих книг), и довольно трудно найти писателя, чьи творения не были бы переданы на экран. Но они есть, как и те, чьи произведения трудно перевести на язык кино, например, Марсель Пруст и Томас Манн. Если экранизацию первого («Любовь Свана» Фолькера Шлендорфа) нельзя назвать в полной мере удачной, то новеллу последнего удалось с блеском претворить в картину большого стиля («Смерть в Венеции» Лукино Висконти).

Мир кино переполнен такими литературными героями, как Дон Жуан, Раскольников, Дон Кихот, Робин Гуд, Тарзан, Анна Каренина, Дракула и другие. Выбирай любого. Хочешь увидеть Лоренса Оливье в роли принца Датского – пожалуйста. Юрия Яковлева в роли князя Мышкина – пожалуйста. А сколько историй почерпал кинематограф из Библии. «Бен Гур», «Саломея», «Страсти Христовы»… Этот список можно продолжать бесконечно. Кино не скупится на всевозможные вариации и размышления на тему. К последним, кстати, можно отнести и пародию Вуди Аллена «Любовь и смерть», в которой нью-йоркский очкарик посмеивается над тем, как воспринимают русскую культуру его соотечественники.

Хороших экранизаций много, великих – раз-два и обчелся. Но бывает и так: из литературного чтива делают шикарную киноконфетку. Как это было с пустыми «Челюстями» Питера Бенчли, за которые ухватился Спилберг. В результате – десяток подражаний и сиквелов. И наоборот: из литературного эпоса создают неповоротливого бегемота. Мне очень жаль Дейвида Линча, славного режиссера-новатора, которому навязали постановку фантастического бестселлера Херберта о Планете Дюн. Жаль растраченный впустую талант. А Дино Де Лаурентису жаль потраченные на этот проект 47 миллионов зеленых. Вот так-то. Правда, и новая версия «Дюны» не очень-то хороша.

Меня радует, что у нас не разучились делать добротные экранизации. «Мастер и Маргарита» и «В круге первом» - достойные образцы, спору нет. Но на память почему-то приходят вовсе не они, а «Собачье сердце». Видимо, чего-то не хватает в современных фильмах. Может, все дело в том, что им нужно время, чтобы дойти до сознания зрителя. Не знаю. Время покажет.

Кроме экранизаций, существуют байопики об именитых (и не очень) писателях и литературные истории о людях кино. Самые известные среди них – «История одного безумия» Марко Феррери, «Часы» Стивена Долдри, «Генри и Джун» Филиппа Кауфмана, «Дневник его жены» Алексея Учителя, «Последний магнат» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда и, как это ни странно, «Бойцовский клуб» Чака Паланика. В первых четырех рассказывается киноязыком о писателях, и все фильмы, в свою очередь, являются экранизациями: Феррери перенес на экран одну из вещей Чарльза Буковски (эта картина, по-моему, лучше «Завсегдатая бара» Барбета Шродера), Кауфман объединил в единое целое произведения Генри Миллера и Анаис Нин об их взаимоотношениях, Долдри – книгу Майкла Каннингэма, в которой одна из центральных героинь – Вирджиния Вульф периода «Миссис Дэллоуэй», а Учитель – воспоминания о последней любви Бунина. Последние два фильма также экранизированы: первый – Элиа Казаном, с Робертом Де Ниро в главной роли, а второй – Дейвидом Финчером, для которого «Бойцовский клуб» является этапным произведением в его творчестве (как и для Паланика). Каким образом история Тайлера Дардена относится к нашей теме? А вы вспомните: Дарден – киномеханик…

Киношники и литераторы часто посмеиваются друг над другом. Как Стивен Кинг, а за ним Роб Райнер посмеялись над героем «Мизери». Как издеваются над кинозвездами такие мастера, как Уинстон Грум («Форрест Гамп») и Милан Кундера («Невыносимая легкость бытия»).

В эпоху постмодернизма модно цитировать и переиначивать на свой лад. Жан-Люк Годар, предвосхитивший это явление, почти в каждом своем фильме кого-нибудь да цитировал, как, в принципе, и многие режиссеры «новой волны». А в «Чтице» Мишеля Девиля чтение книг превращается в эротическую игру. В свою очередь литература использует реплики из известных фильмов, «киношных» персонажей для описания внешности и характера своих героев. Для примера – диалог в романе Дона Делилло «Белый Шум»:

«- Кто оказал на твою жизнь самое большое влияние?...

- Ричард Уидмарк в роли Томми Юдо в «Поцелуе смерти» Хенри Хатауэя. Помнишь тот жуткий смех? Лицо гиены. Мерзкое хихиханье. Благодаря этому смеху я многое в жизни понял…»

Существуют творцы, которые совмещают в себе талант и литературный, и кинематографический. Их немного в пространстве искусства: поэт и режиссер Пьер Паоло Пазолини, актер и автор сказок Василий Ливанов, режиссер и автор мистических романов Клайв Баркер (все же кино у него получается помощнее), актер и писатель Леонид Филатов, режиссер, актер и писатель-юморист Вуди Аллен (кстати, советую посмотреть на сцене театра имени Моссовета шамировскую постановку его пьесы «Бог» - не пожалеете). Бертран Блие сначала написал роман «Вальсирующие», затем создал по нему фильм, прогремевший на весь мир. А Франсуа Трюффо начинал с критических эссе о кино. Прекрасным слогом написаны воспоминания великой актрисы Кэтрин Хепберн.

По этому поводу Орсон Уэллс на одной из лекций заметил: «Я известный кинорежиссер, театральный режиссер и радиорежиссер. Я писатель: пишу сценарии и пьесы; я актер – играю главные роли в кино и в театре. И я не понимаю, почему меня здесь так много, а вас так мало».

Мы перечислили несколько типов общения между собой фильма и книги и постепенно подошли к самой интересной, на мой взгляд, теме: как относятся эти двое друг к другу (точнее, их творцы)?

Кинематографисты, например, к литературе относятся не только язвительно, но и – довольно часто – восторженно. Ведь без письменного источника у них не было бы фильма. Они стремятся передать все нюансы и тонкости слова, и если им это удается – получается шедевр. Именно такой проблеме – переводу прозы на киноязык – посвятил немало строк в своей книге «Кино между адом и раем» Александр Митта, создавший такие ленты, как «Экипаж» и «Сказка странствий». Он разъясняет читателю и зрителю разницу между прозой и драмой, а на примере чеховского рассказа «Анюта» и других произведений показывает, как надо снимать кино.

Марко Феррери, именитый итальянский режиссер, восхищался тем, что диалоги Умберто Эко кинематографичны, «длятся ровно столько времени, сколько заявлено».

А что же актеры? Они стремятся сыграть как можно больше известных литературных персонажей – это бесценный опыт для них, раскрытие их скрытых потенциалов.

«Это средневековая история взрослого ребенка, лишенного самой обыкновенной человеческой любви» - так характеризует свою героиню – королеву Марго – Изабель Аджани. Она, кстати, играла и дочь великого Гюго («История Адели Г.»), и писательницу Эмилию Бронте («Сестры Бронте»).

Писатели не остаются без ответа. Некоторые литературные произведения двадцатого века построены на жестком споре о том, кому принадлежит пальма первенства: книге или кино (точнее, массовой культуре)? На этот вопрос у каждого автора есть свой ответ.

Великий аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес (именно его черты и характер можно узнать в персонаже романа Умберто Эко «Имя Розы» - слепом монахе-библиотекаре по имени Хорхе) разделял кино на два разных понятия: кинематограф и биограф. Для него первое «передает движение, особенно подчеркивая скорость, праздничность, сумятицу», а второе «описывает судьбы, представляет человеку человечество». К биографу он относил фильмы Чаплина, Яннингса и «кого-то из вечно печальных русских» (к примеру, «Александр Невский» Эйзенштейна им был пересмотрен раз десять), а к кинематографу все, что развлекает. Чаплина Борхес любил, что видно из его строк: «Чаплин - рассказчик собственной личности, иначе говоря - поэт». Но в целом писатель критически относился к молодому искусству и уже в сороковых писал об «упадке мирового кино». Особенно его удручали дубляж иностранных картин на испанском и голливудские экранизации.

Еще один автор – наш современник – испанский мастер письма Артуро Перес-Реверте также, как и ранее его аргентинский коллега, удручен нынешним состоянием кино. В эссе «Женщины старого кино» он предается воспоминаниям о том, какими раньше были фильмы и актрисы, тоскует «о пленительных образах прошлого». В его памяти вновь и вновь воскресают черно-белые ленты, ему не хватает femme fatale, и рождаются жестокие строчки: «Сейчас таких женщин не осталось. Им нет места в нашем волчьем мире». Нет ни Авы Гарднер, ни Ким Новак, ни Марлен Дитрих, ни Риты Хейуорт, ни Греты Гарбо. Также нет Хэмфри Богарта и других. Есть только Сандра Буллок, «образец женской прелести». Реверте хмуро смотрит на мир кино, он ненавидит «голливудщину» и однобокость фильмов. Он, кстати, участвовал в экранизации своей повести «Дело чести» и, безусловно, знает, о чем говорит. Ведь его «Фламандская доска» была экранизирована американцами не в лучшем виде, а «Девятые врата» Роман Поланский, не удержавшись, сделал в лучших традициях Голливуда прямолинейно-мистическими.

Самой интересной фигурой в нашем воображаемом диалоге между старостью и молодостью видится мне французский писатель и режиссер Жан Кокто. Его «Беседы о кинематографе» с Андре Фрэно занимательны и живы по сей день. В отличие от Борхеса, Кокто разделяет понятия «кинематограф» и «кино». Для него последнее – «довольно-таки подозрительная разновидность музы», оно «не терпит ожидания, тогда как все другие музы ждут и их должно рисовать или ваять в позе ожидания». Драму кино, как искусства, он видел в том, что оно нуждается «в необходимости немедленного успеха». Как это знакомо! Вспомните фильмы последних лет: каждый из них стремится перещеголять другого в изощренности спецэффектов, закрученности сюжета и т.д., и т.п. Успех должен быть сразу, иначе – провал! Кокто предвидел удел кино, он сам неоднократно стремился привлечь зрителя необычностью сюжета, грима или технических приемов. Но, тем не менее, он является одним из родоначальников поэтического, сюрреалистического кино, его «Красавица и Чудовище», «Орфей» и другие картины составляют сокровищницу мирового кинематографа.

Невинность и Опыт, т.е., кино и литература, - нуждаются друг в друге, и на данный момент их столетнее общение редко омрачается. Появляются новые экранизации («Гордость и предубеждения», «Властелин Колец»), байопики о писателях («Капоте»), становятся книгами фильмы (сценарии Мурзенко, Балабанова, Тарантино). Процесс этот не кафкианский, а вполне миролюбивый, без кровопролитных сражений и костров.

И наш книжный червь не торопится покинуть храмину экранизаций. Он хочет посмотреть их на большом экране и понять для себя, что же лучше: кино или книга. На это ответят лишь наши потомки, а нам остается смотреть и читать, читать и смотреть.