Давно известно, какую опасность для искусства представляет замеченный штамп (незамеченный, то есть неосознанный, еще более опасен). Взять хотя бы, увы, уже ставший расхожим зыбкий зрительный облик «мировой славы». В старых зарубежных лентах всесветная известность актрисы, композитора, певицы решалась весьма просто: возникали и с помощью трансфокатора приближались к зрителю, быстро меняясь, названия городов — Лондон, Париж, Нью-Йорк; сверкали в огнях подъезды театров. Теперь мы решаем это несколько иначе: сделал ли ученый крупное открытие, написана ли «громкая» книга, ведется ли масштабное строительство — в качестве кульминации непременно собираются пресс-конференции, и герои отвечают на вопросы иностранных корреспондентов. Как будто только в сверкании заграничных перьев зритель может постичь величие созданного у нас в стране.

Не случайно чуть ли не все печатные массовые издания (пока кроме «Мурзилки» и «Веселых картинок») обсуждают проблемы брака, семьи, любви. В один день почта принесла мне «Возможность и действительность»(как найти спутника жизни) — «Неделя»; «Второй брак» — «Здоровье», «Семья через призму демографии» — «Семья и школа»; «Сексуальная революция» и дегуманизация личности в западной литературе XX века» — «Вопросы литературы». Это ведь все о ней — о любви, о сложнейшем мире чувств, мыслей, поступков, ей сопутствующих. «Значит, это кому-нибудь нужно»,— как писал Маяковский, значит, проблема назрела.

Во времена моей довоенной юности, когда не ощущался столь остро избыток информации, литература, театр, кино сдержанно говорили о чувствах. Но где-то в основу основ наших представлений о жизни и счастье легли образы искусства. Л. Белова вспоминает «Испытание верности» Ивана Пырьева, а мне навсегда запомнились «Машенька» Юлия Райзмана и «Жди меня» Александра Столпера с их нежностью и точностью выражения чувств — фильмы куда более давние.

Что же нам предлагает, советует, чему учит кинематограф сегодня?

В любой сюжетной ситуации можно заметить и запомнить разные грани изображаемой действительности, недаром об одном и том же фильме зрители не только судят по-разному, но и пересказывают его содержание абсолютно неодинаково. Вот почему не исключаю, что многим посмотревшим фильм Георгия Натансона «Повторная свадьба» в первую очередь придет на память не история Ильи и Насти, достаточно сложная и заставляющая задуматься, и не позиция Настиной матери Натальи Петровны, а трагическая судьба одной из участниц классического «треугольника» — юной, прекрасной в своей первой, увы, обманутой, любви Лиды. Ведь именно ее такой отчаянный и непоправимый шаг — шаг за балкон, в пустоту смерти,— оказывается той чертой, за которой оценка всего происшедшего до того становится иной.

«Повторная свадьба» начинается с развода. Формально его еще нет, но молодая семья распалась. Илья изменил жене, Настя переезжает к матери.

Казалось бы, банальная ситуация. Но любую ситуацию делает банальной или небанальной лишь степень искусства, с которой она показана. Сколько таких несложившихся пар расстается, чтобы, вкусив горького опыта, либо попытаться выстроить новую семью, либо остаться в одиночестве. Для мужчины и женщины даже в наш век это далеко не равнозначно. И Настя не хочет остаться одна, хотя и не любит Илью.

Что же это — сила привычки? Доброта? Равнодушие? Скорее, холод чувств, ибо ни циничный потребитель жизни Илья, ни стремящаяся выглядеть вполне эмансипированной Настя не любят друг друга, хотя они и несоизмеримы в нравственном потенциале. Виновны ли они в том, что миновала их глубина подлинного чувства? Да, виновны. Ибо относились друг к другу только с позиций взаимного удобства, не более.

...«Вот она — правда жизни!» — восклицают те, кому пришелся по душе фильм «Осень». Но почему же позиция художника, поставившего этот фильм, кажется мне позой? Почему же все это так скучно?

Густой, беспросветный «быт», нарочитая приземленность, а круг идей раскрывается столь узкий и скучный, что остается только пожалеть горячее чувство — Любовь, о которой нам хотят поведать с помощью истории таких неинтересных персонажей.

Но, может быть, подобные примеры исключение? Как часто в полемическом задоре мы забываем об одном из основных положений логики: часть не подменяет целого. Поэтому обратимся к положению, так сказать, глобальному. Для начала сухие цифры. С 1972 года Информационно-рекламное бюро Управления кинофикации и кинопроката Комитета по кинематография при Совете Министров СССР (позже — Всесоюзное объединение «Союзинформкино» Главного управления кинофикации и кинопроката Госкино СССР) выпускает аннотированные каталоги фильмов действующего фонда. Первый, самый солидный, включал 1354 названия художественных фильмов, выпущенных вплоть до 1972 года и находящихся в прокате; последующие, ежегодные, естественно,— поменьше размером. По данным этих каталогов, до 1974 года включительно всеми киностудиями страны было выпущено и находилось в прокате 1750 художественных фильмов. Из них 51 (то есть примерно 2,9%) впрямую посвящены любви. Но из этих 51 — 29 о несчастной любви, а 22 о сравнительно благополучной; последние в основном музыкальные комедии. Признаюсь, после всех подсчетов мне стало не до смеха: 51 фильм за 35 лет!

Уместна ли здесь арифметика? Ведь один талантливый фильм может затмить сотню бездарных поделок. Согласен. Но и хорошие фильмы скоро перешагнут «юношеский» возраст. «А если это любовь?» вышла шестнадцать лет назад, «Дикая собака Динго» — пятнадцать лет на-1ад, «Алые паруса» — шестнадцать лет назад, «Нежность» — десять лет назад.

Однако природа не терпит пустоты. И взамен отечественных лент о любви, которых так мало, уже многие годы на экран мощным косяком идет зарубежная продукция. Чего тут только нет! «Как преуспеть в любви», «Круги любви», «Красота любви», «Пламя любви», «Запретная любовь», «Цена любви», «Возраст любви», «Любовь и перебранка», «Любить воспрещается» и так далее — до бесконечности. А для разрядки и чтобы успокоить хоть немного разволнованных (после «Дикого сердца» и «Есении») зрительниц есть «Самая честная грешница», «Мужчины в ее жизни», «Мужчины на одно лицо» и, наконец, «Встреча со счастьем».

Я не подсчитывал, сколько таких произведений находится в прокате, и не знаю, каково количество копий. Но уверен: цифры астрономические. Ленты эти построены по типично буржуазно-мещанским схемам, в которых счастье немыслимо без богатства, а любовь — весьма условное понятие.

Подобные картины не только несут чуждые нам нравы, но и, сделанные пошло, безвкусно, прививают ложные взгляды на суррогаты любви, как на некие «вечные» эталоны, которым надо следовать, подражать. Их много, и так как с нашей стороны им почти нечего противопоставить, не берусь подсчитать, какой моральный урон наносят они воспитанию молодежи.

В статье «Он, она и второй закон термодинамики», опубликованной в «Литературной газете», академик Г. Наан приводит ошеломляющие цифры: за день в стране регистрируется в среднем две тысячи разводов, в среднем официально расторгается почти каждый третий брак.

В свете этих цифр проблема любви на экране становится государственной проблемой.

Не умеем мы или не хотим говорить о любви? Вот только один эпизод из интересного фильма Виталия Мельникова «Здравствуй и прощай»: молодая колхозница Шура Ярмолюк, женщина с несложившейся семейной жизнью, смотрит в кинотеатре очередной «восточный» фильм о любви. А потом, по-видимому, под влиянием бушевавших только что страстей, идет по сельской улице вслед за участковым милиционером Георгием Степановичем Буровым, которого полюбила, и, наконец, решается ему об этом сказать. «Ты мне нравишься!» — кричит она. «И ты мне нравишься»,— мужественно-сдержанно отвечает он. Объятие. Поцелуй. Затемнение...

Слов о любви явно не хватает. В стиле немого кино возникают воспоминания о днях любви в памяти Лиды в «Повторной свадьбе». Во многих фильмах, как только доходит до слов о любви, звучит одна музыка. Выходит, действительно, «о любви не говори: о ней все сказано»?

Или же идет это от незнания жизни, от того, что авторам нечего сказать? Или от недооценки, неуважения к самому прекрасному чувству на свете?

«Советский экран» № 1, январь 1977 года