Меня, признаюсь, давно уже занимает тайна всенародной любви к индийскому кино. Иногда казалось, что понимаю, в чем тут дело. Это с голодухи, думал я. Бывают, мол, в жизни огорчения» и вместо хлеба ешь печенье. Или варенье. Или опять же липкую, приторную сгущенку.
Но сейчас-то по части правдивости, достоверности и суконно-посконной сермяжности недостатка вроде бы нет, а все равно население от Карпат и до Камчатки предпочитает десерт прочим блюдам.
Отчего бы? Безнадежно испорченные желудки?
Как хотите, но тут есть какая-то загадка. Может быть, сразу две. Одна — о таинственная славянская душа! Другая — о магия индийского кино!
Предложенное ТВ попурри на темы популярных индийских фильмов снимает с них ленки и сливки.
В первую очередь представлен песенно-танцевальный наряд, в который
облачен всякий уважающий себя индийский фильм.
Мы видим и слышим песню, сопровождаемую танцевальными движениями на фоне фонтана. Девушка поет о радостях любви, а молодой человек в очках пытается это осмыслить.
Есть также песня и танец на фоне светло-сизых гор.
Потом — то и другое на фоне темно-синего моря.
Потом — то и другое на водных лыжах.
Потом — под куполом парашюта и сводом неба.
Сливки другого рода представлены комедийными эпизодами.
Таким, к примеру, как тот, что разворачивается вокруг банановой кожуры: сначала на ней поскользнулась чинная девушка, затем почтенный старец и, наконец, нахал, бросивший кожуру,
Кроме такого простодушно-бурлескного комикования, индийский фильм прибегает к пародированию и передразниванию образцов западной масс-культуры — твистов, роков-энд-роллов» брейков... Это симпатично, но тоже не вполне самобытно.
Самобытна экзотика: слоны, верблюды, пагоды, храмы и флора. Но когда ее много, то рано или поздно появляется что-то вроде оскомины.
Что остается? Герой! Героиня! И перипетии их взаимоотношений. Но и это выглядит достаточно традиционно.
Надо сознаться, что такое разъятие индийского фильма на составные детали ничуть не приближает к разгадке магического влечения к нему советских трудящихся.
Может быть, дело вот в чем.
Сколько помню себя, советское кино учило любви к трем абстракциям — труду, государству и будущему. Строго говоря, абстракций было больше; любить приходилось еще историко-революционное прошлое, историко-до-революционное прошлое, интернациональное братство. Но это все-таки частности,
А вот абстракция любви — не частность, И с этим продуктом всегда был недостаток.
Были производственные, были историко-революционные, военно-патриотические, а, собственно, любовная тематика с высокой степенью умозрительности, характерной для других жанрово-тематических направлений советского кино, отсутствовала на экране. Семейно-бытовые картины не в счет; в них частная жизнь не носила отвлеченно-романтического характера.
Конечно, до войны и сразу после войны кое-что делалось в этом плане. Вспомним фильмы с Любовью Орловой и Мариной Ладыниной,
Но этого было явно недостаточно. Особенно дефицитной идеализированно-идеологизированная любовь стала с приходом первой оттепели. Фильмов, подобных «Кубанским казакам» и «Сказанию о земле Сибирской», делалось все меньше. А со временем секрет их оказался и вовсе утраченным. Между тем потребность, выпестованная тридцатыми, сороковыми, пятидесятыми годами, сохранилась, И вот в этой ситуации импорт индийской продукции восполнил образовавшуюся было пустоту.
Кому-то сходство между «Сказанием о земле Сибирской» и, предположим, «Бродягой» покажется натяжкой. Хотя, перебирая сюжетные мотивы этих картин, можно найти много общего. Герой пырьевской ленты также отвержен кастой, к которой принадлежит, как и герой Раджа Капура. Они оба - бродяги с той разницей, что советский пария более надежно социально защищён, чем его индийский коллега. И оба они в конце концов с триумфом возвращаются в собственную кастовую среду.
Не стану искать прочих параллелей, хотя их полно. Позволю себе только обратить внимание на еще одно родственное свойство обеих лент.
Обе даруют зрителю — здесь я чувствую себя обязанным выразиться высокопарно, в духе пырьевско-индийского кино — чувство душевного комфорта перед лицом бездны, коей от Адама и до маленькой Веры являются взаимоотношения полов,
Прочие бездны — социальные, политические, исторические, футурологические — были от нас заслонены надежным идеологическим забором, А вот от стихии чувств мы были недостаточно обезопасены.
Помню, как в эту бездну сорвалась Вероника из фильма «Летят журавли» и как весь советский народ переживал ее падение.
Хорошо видеть страшные сны, когда догадываешься» что ты спишь.
И то же самое в кино: хорошо отдаваться стихии чувств, когда тебе твердо пообещали, что выплывешь.
Индийские фильмы тем хороши, что они дают стопроцентную гарантию на сей счет, Они владеют секретом абстрагирования от подсознательных импульсов, именующихся в силу своей неподконтрольности темными.
Хочу быть правильно понятым поклонниками индийского кино.
Ничего не имею против этого искусства как в отечественном, так и в импортном исполнении. Дурного слова о нем не говорил и не скажу. Более тога, скажу, что оно необходимо.
Нет ничего более освежающего и ободряющего, чем глубокий и приятным сон.
Лишь одну оговорку позволю: самое печальное не то, что человек предпочитает суровой действительности сладостные сны, а то, что не видит границы между тем и другим.
И у меня в связи с этим вопрос к абстрагированному зрителю: ты еще не видишь этой границы или уже не желаешь ее видеть?
«Советский экран» № 7, 1990 год